Насмешница - Страница 2

— Не появлюсь, — говорит Терри, выходя из спальни уже в галстуке и пиджаке, с папочкой под мышкой.

Стою в полном ошеломлении. А он с невозмутимым видом проходит к двери, раскрывает ее, на секунду приостанавливается, смахивает с рукава несуществующую соринку и исчезает из виду.

— Скотина! — кричу я, бросаясь к порогу со сжатыми кулаками. — Наглая скотина… — договариваю куда тише и без трясучки, понимая, что муж меня уже не слышит. И что это в самом деле конец…

Джимми всегда был для меня чуть-чуть больше, чем просто другом, несмотря на то что и с Терри всегда прекрасно ладил, и был вхож в наш дом. Нет, я не позволяла себе ничего лишнего и хранила мужу верность, но взгляды Джимми, порой так ясно говорившие о чувствах, льстили моему женскому самолюбию.

Теперь, когда я обретаю свободу, он, разумеется, напрочь забывает про Терри и с удвоенным старанием пускается окружать меня вниманием. Звонит каждый день, иногда по два раза, предлагает поужинать вместе или куда-нибудь съездить на выходные.

Поначалу я отклоняла все его предложения, а теперь, когда мой брак по-настоящему остался в прошлом, чувствую себя так паршиво и странно, что просто должна чем-то спасаться. Компания Джимми отнюдь не худшее средство.

— Ну рассказывай, — просит он, когда я, насилу дотянув до конца рабочего дня, выхожу из библиотеки и сажусь в его машину.

— Что рассказывать? — Прикидываюсь, будто не понимаю, о чем он. На самом же деле просто-напросто не верю, что вчера я даже на бумажке перестала быть женой Терри.

— Как все прошло? Не просил ли он тебя отказаться от этой безумной затеи? — Джимми смотрит в зеркало дальнего вида и трогает с места.

— Гм… нет.

Я тяжело вздыхаю. Все это время я твердила себе, что ничего другого и не желаю. Что если затяну с разводом, превращусь в неизлечимую истеричку, да и Терри сведу с ума своими разборками. Между нами что-то безвозвратно умерло, и нет ни малейшего смысла мучить друг друга. А теперь вдруг ясно осознаю, что втайне от себя только и ждала, что Терри все-таки явится ко мне, назовет меня ребенком, у меня, как обычно, что-то смягчится внутри и мы снова заживем, как жили прежде.

Увы, Терри и не думал осыпать меня мольбами. А вчера держался с достоинством и, хоть и выглядел грустным, как будто ни о чем не сожалел. Я до последнего поглядывала на него, может даже казалась несколько смешной. А по окончании суда поспешила вслед за ним, ошеломленная случившимся до такой степени, что хотелось истерически рассмеяться.

— Терри!

Он остановился на лестнице перед главным входом и повернул голову. Следовало сказать что-нибудь нейтральное или даже дружеское, типа «всего тебе наилучшего». Я же, все из-за того же неожиданного опустошения внутри, засмеялась дурацким смехом и воскликнула:

— Наконец-то свершилось! Поздравляю со свободой! Да здравствуют перемены и новая жизнь! Ура!

Терри прищурился, вытащил из кармана пачку ментоловых «Дорал» и достал сигарету.

— Может, еще устроишь по этому поводу праздник? — спросил он, закуривая.

Я опять как дура рассмеялась.

— Конечно, устрою! Будем гулять и веселиться с Каролиной и Рейчел ночь напролет.

— Тайбор будет счастлив, — подразумевая обратное, с усмешкой сказал Терри и затянулся.

— Тайбор в жизни не держал Рейчел на привязи! — воскликнула я с гордо поднятой головой, словно сама, будучи женой Терри, сидела на цепи. Мой взгляд скользнул на огонек сигареты. — Ты что… куришь?

Если честно, я ожидала какого-нибудь признания, вроде: «Нелегко ведь это — прожить с женой восемь лет и вдруг снова стать холостяком». Терри же спокойно выпустил дым и произнес с ничего не выражающим лицом:

— Фредди наконец-то соблазнил. Еще и подарил симпатичную штучку. — Он достал из кармана простенькую пластмассовую зажигалку с фотографией полуголой грудастой красотки.

Меня будто слегка ударило током.

— Фи! Весьма и весьма пошло.

Терри усмехнулся.

— Знаю, но мне понравилось. Ладно, пока. Некогда. Ни праздновать, ни болтать.

Он побежал вниз по лестнице, а я еще долго стояла на месте и смотрела сначала ему вслед, потом на тротуар, по которому он ушел к автостоянке. У нас давно повелось: я затевала скандал, а Терри любыми способами пытался восстановить мир. Мне и теперь казалось, что я выступлю в роли королевы, а он — заискивающего полураба. Что посмеюсь над ним и гордо уплыву, а он, убитый и подавленный, будет провожать меня взглядом и придумывать, как все вернуть. Не тут-то было!

Никакого праздника я устраивать не стала. Потому что вернулась домой в прескверном расположении духа — более того, потому что весьма странно побеседовала с отцом. На суд он не поехал под предлогом невероятной занятости (что меня удивило: папа мой самый большой друг!), а вечером не поспешил заглянуть ко мне в комнату, как будто вовсе забыл, что я теперь снова живу с ним. Выждав какое-то время, я не вытерпела и вышла к нему сама. Он сидел в гостиной в очках, съехавших на кончик носа, и с сосредоточенным видом смотрел последние известия.

— Пап? — позвала я, не вполне понимая его настроения.

Он спохватился, как будто не заметил, что я вышла, и испугался моего голоса, хотя я чувствовала, что он искусно притворяется.

— А-а, Джессика! Как дела?

Как дела? Я округлила глаза. Он спросил об этом таким голосом, каким интересовался, не случилось ли у меня чего-нибудь новенького.

— Все, я в разводе, — медленно ответила я, настороженно всматриваясь в лицо отца.

Когда я переехала к нему после последнего скандала с мужем и объявила о решении покончить с семейной жизнью, отец лишь сказал, что этот дом навсегда останется и моим, и повздыхал. А потом все больше избегал говорить о моем намерении и ни разу не упомянул про Терри. Меня это удивляло. Папа всегда был категорически против моего раннего брака, считал, что до добра он не доведет, и недолюбливал зятя, даже ревновал меня к нему. Теперь же держался так, будто не радуется и разводу.