— Сегодня — нет, — как можно мягче произношу я.
Терри заметно грустнеет.
— А вот завтра — пожалуйста, — быстро добавляю я, подходя и кладя руки ему на плечи.
Он заглядывает мне в глаза и в какое-то мгновение кажется уязвимым и полностью зависимым от меня. Словом, таким, каким бывал во времена нашей совместной жизни в те минуты, когда поверял мне секреты и признавался в чувствах. Всматриваюсь внимательнее в голубизну его глаз.
Нет, сейчас в его взгляде есть что-то новое. По-моему, это боязнь вновь меня потерять. Она придает мне значимости в собственных глазах, дает повод поважничать.
Сознаю, что если вновь возомню себя королевой, то опять стану чего-то требовать и качать права. На миг делается страшно. Нет! На эту дорогу больше сворачивать нельзя. Она приведет туда же — в тупик.
Терри слегка сужает глаза.
— В чем дело? — спрашивает он, чувствуя, что мое настроение внезапно переменилось.
Качаю головой и улыбаюсь.
— Ни в чем. Все хорошо.
— Серьезно? — с легкой тревогой произносит Терри.
— Да.
Он целует меня и обводит мое лицо восхищенным взглядом. Легонько шлепаю его по плечам и убираю руки.
— Ну, я побегу.
— Я отвезу тебя, — говорит Терри, берясь за пояс халата. — Вот только ополоснусь и переоденусь.
Он уже делает шаг в сторону спальни, но я удерживаю его за руку.
— Спасибо, не нужно. Я доеду на такси.
Терри смотрит на меня растерянно, даже как будто с испугом. Клянусь, я ни капли не желаю мучить его. Хочу, напротив, доказать, что умею быть терпеливой, заботливой и бесконечно любящей.
— Просто отец меня заждался, — быстро объясняю я. — Еще начнет придумывать какие-нибудь истории. О том, как меня насильно напичкали наркотиками или сбили на дороге. — Усмехаюсь. — Думаю об этом, и душа не на месте.
Терри приковывает ко мне испытующий взгляд.
— Точно?
Приподнимаюсь на носочки и чмокаю его.
— Точно, — шепчу сразу после поцелуя, еще касаясь своими губами его губ.
— Если обманешь, я снова закурю.
— Снова? Значит, ты уже бросил?
— Вчера вечером.
— Прекрасно! Не люблю курильщиков.
— Завтра в семь я тебя жду, — говорит Терри.
— Гм… в семь я не смогу, — сообщаю я, вспоминая о своей новой работе. — Давай в половине девятого?
Терри на миг о чем-то задумывается и кивает.
— Где? — спрашиваю я. Мне на ум вдруг приходит безумная мысль: предложить встретиться в том самом ресторане, в котором он был тогда с Мишель. Но я не позволяю глупой шутке слететь с уст.
Взгляд Терри делается мечтательным.
— Может, в нашей любимой кафешке? С огромным мороженым в витрине?
Это кафе мы открыли для себя, когда сразу после свадьбы обратились в агентство недвижимости, расположенное напротив, чтобы на первое время снять жилье. Потом долго ездили туда в выходные и по вечерам, хоть и жили поначалу не в Манхэттене. Было что-то романтическое и в этой витрине с гигантским вафельным рожком и шариком мороженого сверху, и в кремово-розовой обстановке, и даже в изящных лампах на столиках. Потом нас закружил водоворот семейных дел, и мы мало-помалу забыли о своей милой традиции.
От радости, что Терри так к месту про нее вспомнил, я даже немного подпрыгиваю.
— Отлично! — Уже берусь за дверную ручку, когда он окликает меня. Поворачиваю голову.
— Минутку подожди. Хочу кое-что тебе отдать. — Он бежит в спальню, возвращается с пиджаком, в котором был вчера у деда, достает из кармана конверт, извлекает один билет и дорожный чек и протягивает их мне. — Пусть хранятся у тебя, — шепотом произносит он.
Как залог того, что мы поедем в это путешествие, говорит его горящий взгляд. Без слов беру бумаги, и какое-то время мы просто смотрим друг на дружку. Новых обещаний еще не сделано, не намечено нового пути, не сказано самых важных слов — в общем, нет никаких гарантий. Я не успела рассказать о том, что устроилась в салон, не осмелилась спросить, кто такая Мишель, не описала, как несладко мне жилось в разлуке. Но слова пока не нужны, а гарантии… Разве можно в любви что-либо гарантировать?
— Буду ждать завтрашнего вечера с огромным нетерпением, — шепчет Терри, проводя пальцами по моей голой руке и глядя на нее так, будто она музейная ценность.
— Я тоже, — отвечаю я. Порывисто сжимаю его руку и, пока из меня не хлынули фонтаном обострившиеся чувства, спешу уйти.
— Очень просто, — говорю я, прикидываясь невозмутимой, но при этом взволнованно теребя расстеленную на коленях салфетку. — Мы оба почувствовали, что не можем друг без друга, и сил бороться с этим нет.
Джимми покусывает губу и сидит, скрестив руки на груди. Он тоже хочет казаться спокойным, но у него это получается еще хуже, чем у меня.
— Как-то это странно, непоследовательно.
Киваю.
— Согласна! Но ведь в жизни странности на каждом шагу. Только задумайся! Их намного больше, чем закономерностей и нормальностей.
— А с этой, с другой? — спрашивает Джимми, и я, мгновенно понимая, о чем речь, чувствую в сердце ядовитый укол ревности. — Со своей темнокожей он что, уже порвал? — медленно, будто специально меня дразня, договаривает Джимми. — Любопытно.
С удовольствием сделала бы вид, что я не услышала вопроса, но он задал его довольно громко, а теперь пристально смотрит на меня, ожидая ответа. С излишним усердием расправляю рюшку на коротком рукаве блузки, потом вскидываю голову.
— Насчет этой его… я пока ничего не знаю. Меня волнует единственное: что Терри скучал по мне и мечтает все вернуть. Остальное неважно.